Мариэтта Роз - Человек с глазами волка
– Он умирает. Мне нечем накормить его.
Тогда внезапно, подчинившись некому порыву, Мариэтта вырвала сверток из рук матери и быстро зашагала прочь.
– Стой! Стой! Отдай мне его! – заголосила нищенка.
– Если ты будешь сидеть тут, он точно умрет, – не оборачиваясь, бросила Мариэтта.
Но всё-таки остановилась. Свободной рукой подхватила ослабленную женщину и поволокла её за собой.
Уже через час Мариэтта баюкала сытого, чистого ребенка, завернутого в новую простыню. Его мать – мокрая, обнаженная, больше похожая на скелет, обтянутый кожей, чем на женщину, с болтающимися высохшими мешками грудей – сидела на краешке кровати и с жадностью пила крепкий бульон. Так она и уснула, сжав крынку и свернувшись клубочком на самом краю.
Мариэтта вздохнула, осторожно переложила нищенку на подушки. Затем она откинула крышку сундука, соорудила там уютное гнездышко и положила туда ребенка.
Всю неделю молодая женщина терпеливо выхаживала приемышей. Заставляла старую няньку варить крепкий куриный бульон для нищенки (у неё, кстати, оказалось красивое имя – Мария), нашла кормилицу для ребенка.
Мать быстро окрепла. Уже на третий день стала начала потихоньку вставать, грудь вновь налилась молоком. На пятый день Мариэтта с удивлением поняла, что нищенка очень юна – ей, действительно, оказалось всего лишь шестнадцать лет.
А вот малыш – истощенный, покрытый гнойными язвами – вызывал серьезные опасения. Каждую его ранку Мариэтта ежедневно обмывала и смазывала пахучей мазью, которую сама делала из целебных трав. И к концу недели стало ясно, что мальчик выживет.
Затем Мариэтта потребовала, чтобы ей расширили апартаменты – Азаир выделил одну из башен дворца. Там молодая женщина заняла три просторные комнаты. Первая – зал, вторая – спальня, и третья предназначалась для Марии и малыша.
Комнаты привели в порядок, внесли мебель, ковры.
Мария была безумно счастлива! Желая выразить свою благодарность, как только позволили силы, мягко, но решительно отстранила старую няньку от своей богини и начала ухаживать за ней сама.
Мариэтта в свою очередь тоже была очень благодарна девушке за внимание и за то, что теперь нет нужды постоянно терпеть старую няньку, которую тайно ненавидела. Молодая женщина старалась быть поласковее с Марией, дарила подарки – одежду, игрушки для малыша.
Правда, толком они не разговаривали. Каждый раз, когда Мариэтта пыталась хоть что-то сказать, Мария начинала рыдать, падала на колени и пыталась поймать её руки для поцелуя. Девушка предпочитала смотреть на свою богиню с немым обожанием.
* * *
Мария тревожно томила Мариэтту. Молодая женщина не могла понять, что за чувство постепенно топит её, увлекает! Почему так судорожно бьётся сердце? Словно должна быть рядом какая-то Мария! Постоянно. Всё время. Это почему-то так важно!..
Когда девушки не было, Мариэтта начинала тревожиться. Когда она была рядом, ей хотелось прикасаться к ней, заботиться.
Мария это чувствовала.
Мариэтта смущалась.
Они якобы случайно прикасались друг к другу, обе вспыхивали, тут же отстранялись. И по-прежнему молчали.
Каждая клеточка тела молодой женщины помнила ту, другую Марию, с которой вместе росла в утробе матери.
Плоть тянулась к плоти.
Мариэтту это пугало! Её чувства к Марии были путаными и сложными – она была подругой, и в тоже время сестрой. Мариэтта не раз повторяла себе, что эта девушка не является её кровной родственницей, что это просто нищенка, подобранная на улице в чужой дикой стране.
Но плоть твердила своё.
Плоть нуждалась в Марии.
Так две женщины ходили кругами, разглядывая друг друга – одна с раболепным обожанием, другая в тоске и желании.
Однажды это должно было прекратиться.
* * *
В ту ночь Мариэтта привычно шла, завернувшись в чёрный плащ. Всё прошло удачно, но когда возвращалась, то произошел небольшой инцидент, который если не смутил, то напугал.
На улице она столкнулась с группой подвыпивших наёмников. К счастью, они были слишком увлечены разговором. Мариэтта юркнула за угол, прекрасно понимая, что нужно убраться, пока её не заметили, но внезапно замерла на месте.
Её остановило одно слово.
Война.
Мариэтта обернулась. Прижалась к стене. Прислушалась.
Да, не показалось. Наёмники пересыпали байки о былых набегах с обсуждениями новых. Несколько раз упомянули великого князя, что-то хихикнули на счет его той двухнедельной поездки.
– Скоро всё начнется, – шепнул один из них, – князь обещал…
Дальше Мариэтта слушать не стала – это было небезопасно.
Вернулась в башню в смятении, с больной головой.
Мария кинулась её раздевать, уложила в постель, тут же ахнула, что у богини холодные ноги, начала ароматными маслами растирать ступни. Мариэтта напряглась, сжалась. Её тревожило и то, что услышала сейчас на улице, и прикосновения Марии.
Она попыталась оттолкнуть девушку, но внезапно ощутила себя такой слабой, что не смогла даже пошевелиться. Хотела что-то сказать, но лишь сумела слабо прошептать имя – Мария…
И пропала…
* * *
Мариэтта очнулась поздно утром.
Она лежала обнаженная поперек кровати. Одна. Во рту противно растеклась патока, словно тяжкое похмелье.
– Мария, – позвала она. Голос почему-то хрипел.
Девушка тут же вбежала. Быстро забралась на постель и крепко поцеловала Мариэтту в губы.
– Вот чёрт! – в изумлении прошептала молодая женщина. Её губы при этом приоткрылись, и поцелуй получился более интимным, глубоким…
Глава 22. Сударь и сударыня (часть вторая)
– Сударыня! У вас дурные манеры!
Мариэтта чуть не расплакалась, услышав его голос. Она ждала его в этом диком странном месте, как показалось, ужасно долго. И вдруг – он оказался рядом!
– Вы изволите дёргать меня в любое удобное вам время, да ещё назначаете свидание в столь… – Он огляделся. – Это вообще что?
Местность выглядела, действительно, неприглядно. Бескрайние красно-жёлтые пески, редкие высохшие деревья, однотонное темно-синее небо.
– Не знаю. Не всё ли равно? – Мариэтта была счастлива: он всё-таки пришел, так что такие пустяки её просто не волнуют!
– Возможно. – Мужчина щелкнул пальцами – тут же возникло два кресла. – Но так будет уютнее.
Сел.
– Что ты хотела?
Мариэтта тут же сникла.
– Простите, что не оправдал ваши ожидания, сударыня! – Мужчина сердито встряхнул длинными золотистыми волосами. И внезапно поддавшись вперед, быстро сказал: – Ты хоть понимаешь, какое одолжение я тебе делаю?
– Одолжение? – Мариэтта изумилась. – Ах, так! – Вскочила, сердито топнула. – Да кто ты вообще такой! Кстати, кто ты вообще такой? Сударь! Вы забываетесь!
– Я забываюсь! – Мужчина вскочил. Схватил её за руки, рванул к себе, неожиданно рассмеялся. – Я всё-таки рад, что ты в порядке. Я, действительно, беспокоюсь. Аустерленд – не самое удачное место для тебя.
– Да, – Мариэтта задумалась, прикусила губу, – но здесь что-то происходит. – И она начала говорить…
* * *
Он появился в её снах не так давно. Высокий, красивый, завораживающий. Хотя их знакомство – если это, конечно, можно знать знакомством – прошло не так уж и гладко.
В том сне Мариэтта брела босиком по каким-то дорогам, то и дело спотыкалась. Устала. Пожелала оказаться там, где может отдохнуть. А почему бы и нет? Ведь это всё-таки сон! И оказалась в кабинете… В самом обыкновенном. Небольшом, похожем на сплюснутый квадрат, одно окно, коричневая мебель – всё выдержано в английском стиле. А за столом сидел он, что-то писал старинной перьевой ручкой. Наконец, заметил её.
– Вот те раз! – искренне удивился. Рассердился: – Пошла прочь!
И Мариэтту куда-то понесло. Просто подхватило, словно пушинку, и понесло – вихрем, смерчем, прочь!
Но толком даже не успела испугаться, как голос произнес:
– Вернись.
И всё вернулось.
Он сидел за столом, сложив руки на груди, смотрел удивительными разноцветными глазами.
– Садись. – Указал на стул.
Она села.
– Что тебе нужно на этот раз?
Мариэтта промолчала, не понимая, какого ответа он ждет.
Кто этот мужчина, она не знала. Почему оказалась здесь – тоже. Но сны коротки, поэтому просто молчала и любовалась его красотой.
– Хватит пялиться, словно в первый раз меня видишь! – разозлился незнакомец. – У меня много работы.
Нахмурился, даже взял перо в руки – тут же бросил.
– Какого чёрта! Ты смотришь так, словно не знаешь, кто я.
– Не знаю, – призналась Мариэтта.
Правая бровь незнакомца изогнулась.
– Вот как! – Тонкие губы чуть дрогнули. – Совсем никаких мыслей?
